ОНА ПРИЗНАВАЛАСЬ В ЛЮБВИ
Она признавалась в любви.
В кафе. При большом стечении чавкающих посетителей.
— Я тебя люблю и готова прожить с тобой всю оставшуюся жизнь.
Нет, не так!
Вот как:
— По-моему, я в тебя влюбилась. Мне никто не нужен кроме тебя.
Да, именно так.
Громко и отчетливо. Народ перестал жевать и обернулся на говорящую.
Она ждала результата. При таком обескураживающем нападении его реакция была стремительной:
— Опа!
Такая вот реакция на признание ничего не подозревающего мужчины.
— Да-а…
Как-то сам собой пропал аппетит у только что чавкавших сограждан.
Почему-то наглухо замерла, как после сообщения о беременности тройней, официантка. Пару человек спешно покинули помещение.
— Я понимаю, что для тебя это неожиданно, – девушка пыталась вывести окружающих «пассажиров» из замешательства, сравнимого с глубоким нокаутом, – но, поверь, что я долго думала перед тем, как тебе об этом сказать.
Она долго думала!
Этот тезис застал врасплох видавших виды солидных женщин, бывалых резиновогубых красоток, бойких молодцов нарциссов.
Что это за персонаж?
Насколько всё плохо (хорошо) в ее жизни, если можно вот так, громогласно и отчетливо, да на всю-Ивановскую?
И кто он, заслуживший такой почести?
Или унижения?
«Женщина, как вам не стыдно!» – послышалось из кухни.
«Это ж надо так любить!» – забурлило в трахеях столовников.
«Во, попал, мужик!» – зажужжало из-под усов сильного пола.
«А я дура!» – каплями с потолка упали в тарелки мыслишки замужних и прочих опытных дам.
Она прямолинейна, смела и скупа на обоснование и мотивацию. Она твердо выражает свои мысли и, похоже, выбрала единственно возможное время и место.
Сколько он сопротивлялся?
Как долго он витиевато бегал от нее и вот наконец был пойман с поличным в публичном пространстве?
Кто этот деспот, изведший женщину?
— Тебе кажется это странным, но я так решила, и нет никакого смысла оправдываться! – она не меняла ни ритм, ни громкость. – Ты не должен ничего сейчас говорить.
Как выглядит дама, способная вот так отчетливо формулировать?
Насколько она омерзительна и неприглядна снаружи? Хотя голос певуч и интонация соловьиная.
Сколько народа стояло в очереди, чтобы быть рядом с ней?
Или здесь кроется что-то страшное, лицемерное, что-то из пранков или программы «Розыгрыш»?
— Я знаю, что ты согласен! – резко, безальтернативно заявила она. – Но у меня есть ряд требований, которые ты должен выполнить. В самое ближайшее время!
Тут же, буквально немедленно всё перестало быть интересным.
Публика вернулась к приему пищи.
Уже не шепотом, а в полный голос продолжились разговоры.
Официантка, что стояла, как Царь-пушка в многовековом ожидании команды «пли!», вдруг встрепенулась и вернулась к раздаче Цезаря.
Выглядящий олигархом томный очкарик вернул в своей пухлый рот трубочку с мутным свеже-вымученным сельдереево-морковным пойлом.
Глупая пластмассовая Барби в окружении таких же подружек хмыкнула пренебрежительно, да так, что чуть было не отвалился ее прекрасный курносый носик.
Почему-то вдруг погода испортилась окончательно. И гад-гаишник зачем-то остановил инвалида на Запорожце. Ленин-памятник взглянул на здание МВД. Из метро вышли жирафы, а в Парк Горького потянулись писатели.
В преддверии дамских признаний всё встало на свои места, и ее образ перестал быть уникальным. Вовсе!
— Ничего не произошло, – витало в четырех стенах, – ровным счетом ничего нового.
НИ-ЧЕ-ГО!